Брожу там по Женеве, знакомясь там у чёрного хода ресторана со смешливой негритянкой с оранжево-чёрной косой.
Сижу в падающем самолёте, холодная и спокойная, не понимая общей паники.
Ночую в гостях у того, кто разбил мне сердце и слушаю его рассказы о той, с которой он хочет семью и детей, глядя на неё с подоконника сквозь прозрачную штору.
Возвращаю к жизни друга (он умер только во сне, к счастью), перед этим слушая разговоры в трубке работников скорой о том, как они никуда не поедут.
Слушаю Иисуса Христа, говорящего с вятским акцентом.
А наяву только снег, пронзительно белый на солнце, работа, ветер, задувающий со свистом вокруг и поезда за лесом.
Очень хочется куда-нибудь, слишком давно я никуда не.
Прям вот чувствую как мне хочется снова ощутить на себе этот мир: спагетти довариваются на плите, в окна небольшой квартирки светит солнце, за кадром негромкий джаз и скоро какой-то crazy виток сюжета, но пока ещё всё так.
Впрочем, написав это, поняла, что как-то так и живу прямо сейчас.
Должна была ехать сейчас в Москву, но пишу в бложик, солнце светит, на плите доваривается картошка. Только музыки не хватает, но да это ничего.
Витков сюжета правда не ожидается, но кто знает, кто знает, на то они и crazy.
Слетала в Архангельск, уехала оттуда за двести с лишним км обниматься с северными оленями. Считаю, что жизнь определённо прожита не зря.
К концу мая уже на Соловки. Если кому вдруг интересно поработать там со мной - пишите, острова ближе чем кажутся.
Во вторник в Екатеринбург на несколько дней, даже успею с кем-нибудь увидеться, интересно с кем. Все перемещения по стране расписаны до лета, а в промежутках — танцы на грани весны.
Хочется говорить развёрнуто, но всё ещё не умею. Слишком много живу вне, не успеваю записывать.
Снился длинный сон, но поначалу был неинтересен, разве что я устроилась в офис Яндекса, почему-то в районе метро Достоевская и с режимом работы с восьми утра до одинадцати вечера. Я сидела в одной комнате с весёлым барабанщиком и пыталась въехать в рабочий процесс. А потом, потом я села в поезд:
Первая остановкаПервая остановка Сначала поезд остановился на первой платформе, мой вагон чуть впереди здания вокзала и оно скрылось за рядом стоящим зданием. Я вышла и решила пройтись. Здание вокзала стояло чуть в глубине и чуть ниже платформы, архитектурно представляло собой что-то вроде смеси русской избы зелёного цвета и красной китайской пагоды. На скате крыши стояли большие красные резные буквы с названием города: Усть-Налич. Забавно, подумала я, певец такой, может, он отсюда родом. У забора женщина с испитым лицом крикливо переругивалась с уходящим носильщиком в грязной форменной жилетке. Пройдясь туда-обратно, я вернулась к своему вагону и закурила, прислонившись к зданию напротив. Смотрела как снуют стайками молодые курсанты, один в серой шинели (первогодок) порывался уйти до ларька купить сигарет и марок для писем, но был пойман проводницей и та резко высказала ему, что лишит маршрутного листа. Время текло лениво и вдруг усатый проводник, выглядящий как швейцар, махнул мне рукой: заходим в вагон, быстро-быстро. Я, не помня себя, вскочила на подножку и упала в тамбур, падая поняв, что проглотила горящую сигарету. Шатаясь зашла в вагон, проводник суетясь подал воды, но мне как ни странно было норм, разве что ощущалось слегка неприятное чувство. Вагон, меж тем, преобразился, верхние полки остались только сбоку, на полу были постелены ковры, всё стало напоминать то ли модный салон, то ли палатку первой помощи времён первой мировой. Всё бежевое, повсюду занавески и бегают молодые солдаты.
Вторая остановкаВторая остановка. Перрон и вокзал, находящийся на возвышении как библиотека им. Ленина в Москве, только выше, разделяла широкая гладь воды. Приятный женский голос из радиоприёмника на столбах перрона сообщал, что прибывшие и ожидающие могут попасть на вокзал через тоннель под каналом, а затем насладиться прекрасным видом, откроющимся им с того берега. Так я и сделала. Вид был невероятен. Обширная гладь канала, на той стороне перроны, наш фырчащий локомотив и огромный и реставрирующийся греческий храм, скрытый в тени. Правее нашего локомотива, на воде я увидела сперва станцию по добыче нефти и то, что канал обрывается шлюзом, который открывается в данный момент. Как в замедленной съёмке я видела как голубая спокойная вода становится сначала зелёной, а потом кипенно-белой, обрываясь водопадом. Как ширится водопад, как теряет упорядоченность, ломает траекторию и складывается под его давлением нефтяная станция и её увлекает в зелёно-белый поток и всё наполняется звуками, грохотом воды, криками детей и треском деревянных заграждений. Когда вода почти совсем ушла я зачем-то спускаюсь вниз и ныряю в неё, думая, вероятно, что течение уже не такое сильное. Но меня сносит в сторону водопада и я думаю, что надо просыпаться. И просыпаюсь в том же поезде, подъезжающем к вокзалу. За окном видно гладь канала и название города: Новогорький.
Очередные мысли ночные плацкартные. Когда едешь в поезде второй раз за сорок восемь часов и на том же месте (тридцать пятое, нижнее у туалета, верхние неохота), то действительно ощущение, что пребывание вне вагонного стука это не более чем богатая фантазия о том, что могло бы быть или о давно минувшем. Удивительно, как странно и неудобно не мочь понять своё состояние, потому как если начать думать, то всё совсем, прямо скажем, не очень, но если дальше подумать, то ничего, вытянем. Стыдно, стыдно становится за то, что ведь ведёшь себя молодцом, без всяческих там, но периодически рублеными фразами сообщаешь о том, что так-то, граждане, приплыли, я больше не могу. Можешь ведь, всё можешь, иначе бы и правда давно сдулась, сломалась и прочая и прочая. Но, видать, надо иногда думать, что не можешь, иначе можно и не смочь как-нибудь.
Да, скаталась на выходные в Екатеринбург по паре очень важных дел, заработала себе температуру от эмоциональной перегрузки, но очень довольна. Буду думать, что не зря, всё не зря. Через неделю снова в Москву.
А столица Урала неожиданно радует домами и улицами, успокаивает людьми и «надо почаще пореже приезжать».
Я, кажется, снова разучилась писать. Ни строчки стихов с конца ноября, с лета валяется рассказ, который я так и не довела до ума.
Сказать бы, что я, мол, ушла в реальную жизнь, но не хочется лукавить. Ещё можно сказать, что я, мол, накапливаю энергию, в чём тоже уверенности нет, конечно, но по крайней мере отрицать это я тоже не могу.
Через неделю буду в Москве, как всегда пару дней и по работе. Что ещё? Живу, сплю на ходу, на солнце щурюсь, жду чуда.
И да, кстати, у меня появились новые читатели, давайте дружить и разговаривать, а то мне неловко.
Понятия не имею зачем нам собака и что теперь с ней делать, но она решила, что мы теперь её хозяева и ведёт себя тактично и разумно, так что что уж теперь. Она совсем юна и любит рыть норы в снегу, а я её воспитываю по мере сил.
Не знаю, честно говоря, люблю ли я собак.
Но она меня любит. Просто так. Буду стараться отвечать ей тем же.
Тусклый огромный ангар, весь забитый хламом. На возвышении под потолком проём из соседнего цеха и с небольшой площадки спускается конвейер в самый низ, освещённый мигающими жёлтыми лампочками, свешивающимися с самого потока на проволоке. На конвейер медленно выползают гнилые дверные проёмы с висящими внутри них в пустоте белыми нежнейшими крохотными фарфоровыми колокольчиками, сделанными в виде голов кроликов, лягушек, слов, мышей с красными и жёлтыми глазами из драгоценных камней. За конторкой из такого же гнилого дерева у начала конвейера стоит нечто неприятное, долговязое как кузнечик с брюшком как у осы, шестью суставчатыми лапами и человеческим лицом как у Денни де Вито в роли Пингвина из Бэтмена. И в потрёпанной сальной шляпе, очках и бордовой жилетке. Оно останавливает конвейер, достаёт один из колокольчиков, который тут же заходится испуганным звоном. Глядя чуть мимо меня оно тусклым, но едким шипящим голосом спрашивает: — а это куда?
И, не дождавшись ответа, швыряет колокольчик вниз и начинает поворачивать огромную непропорциональную голову в мою сторону, а я с ужасом и радостью осознаю, что это сон, но надо отсюда как-то выкарабкаться и усилием воли выныриваю, просыпаюсь, вскакиваю, открываю глаза и прижимаю ладони к лицу, не желая всматриваться в темноту.
2014 год я могу назвать годом Выхода Из Зоны Комфорта.
Где-то с весны меня вихрем закрутила та жизнь, которой я всегда мечтала жить.
Череда неслучайных случайностей, приведших меня сначала на Соловки, а затем на работу внештатным сотрудником Google.
Я видела спины белух в полуметре с лодки под гладью прозрачной воды, пила шампанское на закате, дрейфуя в море, кричала на толпу из сорока семи человек, знаю как выглядит лишайник-бородач и проводила по две экскурсии за день.
Я знаю пару районов Челябинска и Петрозаводска как родных, я научилась горячему чтению по лицам, больше не боюсь совершать звонки по телефону незнакомым людям, знаю столько весёлых историй, что сама боюсь представить.
Ну и, конечно, нельзя обойти Стамбул, Калининград и всё вот это вот.
Двадцать поездов, около семи самолётов, автобус, четыре скоростные электрички и километров за полтысячи пешком.
Я классная.
Сейчас вот пишу этот пост, сидя в Москве, нереально вымотанная выходными, проведёнными на фестивале-ярмарке журнала Seasons и завтра утром уезжаю снова на Вятку.
Жизнь, жизнь идёт полным ходом. Чудная и чуднАя, стремительная и невероятная.
Не хочется говорить о плохом, поэтому не буду.
И вообще, счастья всем вам. Нам.
И чаще вспоминать о том, что свою жизнь всегда можно сделать такой, какой хочется.
Я сюда ничего не пишу, а люди новые появляются, что за дела.
Рассказывайте давайте!
Я тут плотно поселилась в реальной жизни и, проведя две недели в Карелии (а именно в Петрозаводске) проездом заглянула в Питер и сейчас вот третий день как сплю до обеда в Калиниграде, потому что почему бы и нет.
Видимо, к концу месяца, надо будет написать большой пост по итогам года и всем городам, которые я посетила, ну или что-то около того.
Надо признаться, что есть у меня один очень важный отрывок из стихотворения местами всеми замученной и залюбленной (но не ставшей от этого хуже) Верочки Полозковой. Правда, буквально вчера поняла, что кое-что там нужно поменять местами и вот тогда будет уж точно самый самолёт и про меня.
Получается, что так. Вот был город как город, а стал затопленный батискаф, Словно все тебя бросили, так и не разыскав, Пожила, а теперь висишь как пустой рукав У калеки-мальчика в переходе.
Да никто к тебе не приедет, себе не лги. У тебя поезд в Бруклин, а у него долги, И пальцы дрожат застегивать сапоги Хоть и неясно, с чего бы вроде.
Вся, вся моя жизнь, если говорить о приоритете любви перед путешествиями, вернее, наоборот.
Не знаю, выпила пару глотков казахстанского коньяка, настоянного домашними на стручках ванили и стало мне как-то щемяще на душе, что ли.
Не знаю, что делать и думать по этому поводу, потому что тупая тоска, грызущая меня уже полгода, вперемешку с состоянием близким к полной гармонии - это уже настолько привычно, что и не замечаешь, пока не заноет сердце. И не могу сказать, что я устала, потому что нет, не устала. Просто хочется иногда всласть повыть и поныть, но нет, по двум причинам. 1) Некому. 2) Больше я себе такого не позволяю.
Знала же, на что иду, в конце-концов.
Поэтому вот вам просто подборка из четырёх красивых кадров из советских (и не совсем) фильмов с красивыми людьми, красивыми историями и, главное, всё там тоже очень щемяще.
Нет, ноябрь тосклив до ужаса, всё же. Ничего не могу с собой поделать, хочется уйти, зарыться в мёрзлую землю и замереть в вечности. Спасает только то, что на улице холодно (а это ведь причиняет дискомфорт) и ещё куча всяческих бытовых мелочей. И, конечно, билет на поезд через десять дней.
Но, чёрт возьми, ноябрь какой же ты, а.
UPD
Очень сложно даётся мне писать о том, что мне грустно. Прямо-таки заставляю себя, как дурак последний. Но ведь это важно, фиксировать синусоидальность. Ведь я, так или иначе, была есть и буду пессимистичным мрачным хмырём, только вот теперь я не очень умею об этом говорить.
Почти неделю уже на Вятке, а через двенадцать дней буду проездом в Петербурге, а там в Петрозаводск. Сижу в деревне, много работаю, почти не курю, видела кровавую луну и млечный путь. Всяческим образом оздоравливаюсь, короче говоря, и сплю по девять часов.
Но сейчас вот, взявшись записать в новый блокнот все своих расходы на ближайший месяц - внезапно согнулась от острого приступа боли и всё ещё дышу еле-еле. Подсознание, куда я без тебя родимого.
Ночное плацкартное.Сижу в поезде и ем в темноте лимонник. Медленно ем и тщательно пережёвываю, а целиком не съем, оставлю на завтрак, ведь куплен этот лимонник на последние деньги. И пакетик растворимого кофе, а на предпоследние – пачка сигарет. Вот, ничего-ничего, всё в порядке, жить можно.
Не знаю, когда я живу, а когда пребываю в состоянии ожидания и бесконечного «жить можно, ничего».
Где-то в начале июня что-то началось и никак не заканчивается, не получается поставить точку и начать новую главу. Как двое суток без сна – всё время кажется одним очень длинным днём. Вот и здесь что-то вроде, только в более хорошем смысле, хоть и сна тоже, признаться, не очень много.
Села, поехала и с тех пор всё еду и еду, куда – неизвестно, везде обустраиваюсь, везде как дома (потому что дома нет), везде начинаю думать, куда поехать дальше.
Куда-нибудь это всё приведёт. Наверное. А пока вот всё неплохо так. Жить можно. Живу вот. Правда где, как и с кем и что и куда – самой интересно, потому что совсем непонятно. Но так ли это важно? Вот именно.
А ещё, на днях один товарищ, посмотрев на мой бложик, сказал что я похожа на ванильного котика. А на той неделе, курила за школой и беседовала с парнишкой класса из шестого, а тот сказал, что я выгляжу на шестнадцать.
Невероятно приятно производить впечатление недалёкой и мимишной школьницы, господа. Потому что никому не должно приходить в голову, что ванильный котик Разнер орёт на людей, откусывает головы неугодным и ведёт допросы в лучших традициях славного дома на Шпалерной.
Нее-ее-ет. Пойду, выпью молока и лягу спать уютно. Добра.
Ты прекрасно знаешь, моя радость, что счастье без любви невозможно и не в конкретном человеке даже дело. И вся эта любовь твоя, моя радость, без веры невозможна, и не в конкретной вере в кого-то или что-то даже дело. А уж про надежду, моя радость, я вообще молчу.
Знаешь, у меня из всего этого точно и без сомнения только третье. Я надеюсь, что смогу любить без сомнений и безоглядно поверю. Я надеюсь, моя радость, что ты останешься радостью моей.
Хотя, чего там. Не надеюсь я поверить, я для этого слишком похожа на кусок мрамора сейчас. Люблю и хватит мне с головой. Хоть это могу, уже ведь умничка.
Доверься мне в главном, не верь во всём остальном.
Почеркушки на манжетах, читай: оффтоп. Судьба последние пару недель играет со мной в смесь ЧГК и кармического КВНа, что очень интересно, интригующе и весело. Раздумываю о том, что в разгаре чётная осень и тешу себя мыслью о том, что, вероятно, мне в этом году авансом в марте сполна досталось.
Не поеду в Самару бить татуировку. Потому что я сделала её вчера. Теперь у меня их две. Койот и кролик. Зоопарк редких животных, тонущий в японском море, медленно проступает на коже, перестав тесниться в голове.
Вот и все вести с полей. Устаю ужасно. Но ничего, справлюсь.